Читать книгу "Парадоксы 1941 года. Соотношение сил и средств сторон в начале Великой Отечественной войны - Александр Русаков"

В общем, получается, что преимущество Красной армии в танках, по-видимому, было только на бумаге. Да и то в основном у послевоенных сочинителей. А вот накануне войны немцы мало сомневались в своем техническом превосходстве над СССР. Это видно хотя бы из дневника начальника Генерального штаба сухопутных войск Германии Ф. Гальдера, который 16 января 1941 года записал: «Русское вооружение: материальная часть устарела» [10]. При этом в своих записях он ни разу не посетовал на недостаток у вермахта танков или на превосходство советских танков в своих боевых и иных характеристиках. Причем не только накануне войны, но и в ее начале. А ведь он, в отличие от Б. Мюллера-Гиллебранда, знал ситуацию глубже, полнее и был осведомлен лучше его. Так что не заметили ни Ф. Гальдер, ни командующие наступающими немецкими соединениями, которые представляли ему сведения о ходе боев, крупных масс мощных советских танков, которые вроде как должны были стать для них серьезной проблемой в начале войны. Должны были, если, конечно, поверить трудам большинства послевоенных сочинителей.

Не жаловался в своих дневниковых записях на нехватку в вермахте танков или же на их недостаточные характеристики и знаменитый командующий группой армий «Центр» Ф. фон Бок. Весьма характерным является его воспоминание о совещании у Гитлера, состоявшемся накануне нападения на СССР, во время которого тот заявил, что «американское военное производство не может идти ни в какое сравнение с нашим постоянно растущим военным производством, особенно в области авиации, подводной войны и танкостроения. Таковое положение, по мнению фюрера, будет сохраняться еще довольно долго» [11]. Ну а советское военное производство германский диктатор, как это понятно по контексту дневника Ф. фон Бока, и вовсе не считал сопоставимым с ними. В этом он, пожалуй, ошибался, но так ли уж сильно? Впервые же на материальную часть подчиненных ему бронетанковых сил Ф. фон Бок пожаловался лишь 30 июля 1941 года, отметив, что возникли затруднения в отыскании достаточного количества танков для атаки на Рогачев и Торопец [12].

Да и советские генштабисты накануне войны располагали, вероятно, далеко не столь оптимистичными данными о соотношении количества танков у сторон. Согласно плану стратегического развертывания ВС СССР, разработанному Генштабом в сентябре 1940 года, ожидалось, что Германия может направить для вторжения в нашу страну 10 тыс. танков, а Румыния и Венгрия – еще 550 танков [13]. Ну а в ГРУ число танков фашистского блока оценивали до 12 тыс. и даже до 16 тыс. единиц [14]. И наверняка не просто так появлялись такие оценки количества бронетехники этих стран. Надо полагать, что для советской военной разведки задача получения сведений о производстве во враждебных государствах танков и другой бронетехники, а также об укомплектовании ими своих армий была не самой сложной задачей. Преувеличение сил противника, конечно, допущено, но если все-таки всё внимательно посчитать, то вполне возможно, что оно окажется не таким уж и большим.

Примечательно, что и наши прославленные полководцы Г. Жуков и А. Василевский в своих мемуарах тоже писали о том, что танков у немцев в начале войны было много, даже больше, чем в Красной армии. А ведь они стояли тогда во главе ее Генштаба, а значит, надо полагать, знали, что происходило в то время в реальности, получше большинства других послевоенных сочинителей. К примеру, Г. Жуков в своих воспоминаниях написал следующее: «На Западном фронте… развернувшиеся в первых числах июля сражения проходили в условиях подавляющего превосходства мотобронетанковых сил… противника» [15]. Не менее категоричен и при этом более конкретен был А. Василевский: «К середине июля 1941 года в условиях крайне напряженной обстановки войскам Красной армии удалось временно стабилизировать фронт. Как и прежде, главным направлением на советско-германском фронте оставалось Центральное. На этом направлении Ставка Верховного Главнокомандования создала новый стратегический фронт обороны путем выдвижения армий из своих резервов, но и он уступал врагу: по людям – в 2,2 раза, по орудиям и минометам – в 2 раза, по самолетам – в 2 раза, а по танкам соотношение было 4 к 1 в пользу противника» [16].

Выходит, что даже на центральном (фактически – главном) направлении, несмотря на выдвижение туда, как пишет А. Василевский, советских «армий» из «резервов», немцы в начале и середине июля превосходили Красную армию по танкам до 4 раз. При этом их превосходство в этих боевых машинах было даже большим, чем по другим видам боевой техники. А ведь на это направление (фронт) вскоре после начала войны перебрасывались танки не только из внутренних военных округов, но и соседних фронтов. Сюда же в конце июня было переброшено и большинство танков одного из наиболее укомплектованных 5-го мехкорпуса, который был ранее дислоцирован в Забайкальском военном округе. Как ни крути, но в это время, несмотря на все большие потери в предшествующих боях, меньше 600–700 наших танков на этом направлении быть никак не могло. Но тогда получается, что у немцев здесь было как минимум 2 тыс. танков, то есть раза в полтора больше, чем они имели, как принято считать большинством историков, к началу войны.

Итак, огромное превосходство СССР в количестве, а то и в качестве танков над противником, которое, по мнению большинства военных историков, якобы имелось в начале войны, можно и нужно подвергать сомнению. При этом надо учитывать, что подсчет числа танков и определение их качества, боеспособности – дело непростое, хотя бы даже потому, что танк танку рознь. Ведь танки разных типов и видов по своей боевой мощи могли отличаться друг от друга весьма сильно, даже во много раз, а войска сторон по своей структуре были далеко не одинаковые. Нельзя забывать и об их техническом состоянии, доле небоеготовых танков в войсках. В общем, сравнение танков и других бронеединиц сторон должно быть объективным, дифференцированным, сопоставимым, корректным.

Но может быть, большое преимущество Красной армии в танках было всамделишным, да только значение этих боевых машин тогда было невелико? И потому превосходящая сила советских танковых войск никак не сказалась на ходе войны? Да, такое объяснение было бы выходом из логического тупика. Но как бы не так! Конечно, значение танков многие любят преувеличивать, даже чересчур, но все-таки немецкие танки были действительно грозной силой наступавших. По степени своей эффективности и ударной мощи в 1941 году с ними могла сравниться, пожалуй, только фронтовая авиация Германии. Именно танковые соединения вермахта при поддержке его моторизованных дивизий и прорывали оборону Красной армии, и замыкали кольцо окружений советских войск, образуя так называемые котлы. Да и потом, в 1944–1945 гг., танки опять-таки показали себя главной ударной силой наступавших, на этот раз уже Красной армии. В общем, роль танковых войск в этой войне была действительно очень важной, возможно, даже решающей.

Наверное, самым убедительным подтверждением этому являются строки из дневника Ф. Гальдера. И здесь хотелось бы прежде отметить, что указанный дневник как источник фактической информации представляет собой действительно большую ценность. Он, пожалуй, важнее в этом отношении, чем все послевоенные труды немецких генералов, вместе взятые. Во-первых, Ф. Гальдер был самым осведомленным человеком о действиях сухопутных войск Германии в 1941 году, ибо возглавлял в то время Генштаб этих самых войск. Во-вторых, он записывал факты сразу же, по мере их поступления, а не вспоминал о них или разыскивал их спустя много лет. В-третьих, он писал для себя, для дела, а не напоказ, для публики. Поэтому привирать и изворачиваться в своем дневнике ему было незачем, а сам дневник как источник информации содержит прежде всего известные его хозяину сведения о происходивших тогда событиях. Да и тем, кто эти факты Ф. Гальдеру сообщал, лгать тоже было ни к чему, хотя бы потому, что вести с фронта были тогда для немцев еще весьма хороши. Разве что они могли немного преувеличивать масштабы своих побед. Однако Ф. Гальдера, педантичного, скептичного и сдержанного по натуре человека, как это хорошо видно и из его дневника, развести на хитрости или заставить поддаться на эмоции было трудно.